Мгновение 22. 3 мая. Четверг

Радость со слезами на глазах

Утром 3 мая маршал Жуков вместе с комендантом Берлина генерал-полковником Берзариным, членами Военного совета 1-го Белорусского фронта Боковым и Телегиным осмотрели рейхстаг и место боев в центре города. «Сопровождал нас и давал пояснения сын Вильгельма Пика Артур Пик, воевавший во время войны в качестве офицера Красной Армии, - рассказывал Жуков. - Он хорошо знал Берлин, и это облегчило изучение условий, в которых приходилось драться нашим войскам.

Каждый шаг, каждый кусок земли, каждый камень здесь яснее всяких слов свидетельствовал, что на подступах к имперской канцелярии и рейхстагу, в самих этих зданиях борьба шла не на жизнь, а на смерть…

Колонны при входе в рейхстаг и стены были испещрены надписями наших воинов. В лаконичных фразах, в простых росписях солдат, офицеров и генералов чувствовалась их гордость за советских людей, за Советские Вооруженные Силы, за Родину, за ленинскую партию, за то, что, преодолев неимоверные трудности, они пришли в логово фашизма – в Берлин и в трудных сражениях одержали победу.

Поставили и мы свои подписи, по которым присутствовавшие там солдаты узнали нас и окружили плотным кольцом. Пришлось задержаться на часок и поговорить по душам. Было задано много вопросов. Солдаты спрашивали, когда можно будет вернуться домой, останутся ли войска для оккупации Германии, будем ли воевать с Японией и так далее».

Для победителей это была радость со слезами на глазах. Чувство безмерной радости, - что дошли, что выжили, что раздавили гадину, защитили Родину, - у многих солдат смешивалось с мыслями о разоренном доме, погибших близких, не доживших до этого дня боевых товарищах, неясном будущем. Молодой поэт Давид Самойлов записал в тот день в дневнике: «Сегодня говорят о полной капитуляции. Эти вести, будоражащие всех, не могут рассеять тяжелой тоски, охватившей меня. Кажется, можно свободно вздохнуть, кажется, скоро я буду независим, свободен делать все, что хочу.

Но и это не радует. Вся тоска этих дней, все опасности, ужасы, голод, подавленное самолюбие, вечное отречение от себя, от благ, от дела – все это выплыло из памяти и давит.

Где мои друзья и соратники? Где мои надежды? Мои стихи? Романы, трагедии? Прекрасные мысли? Ничего этого нет. В двадцать пять лет я начну жить сначала. И, видимо, трудно жить.

Много дней нет писем из дома. Что там?»

Заместитель главы НКВД Серов доставил в Берлин членов нового германского руководства. «С аэродрома в Берлине я отвез немцев в заранее подготовленное помещение, и будущие немецкие власти приступили к работе. Вместе с Ульбрихтом было еще 4 немецких руководителя и жена Ульбрихта… Жукову рассказал о разговоре и указаниях Сталина.

Нужно сказать, что я в последующие дни с ними замучился, так они были беспомощны и нерешительны. По любому мелкому поводу им нужно было помогать.

С прилетом немецких товарищей во главе с Ульбрихтом, а затем и В. Пиком жизнь у нас закипела».

Одна из задач, поставленных Сталиным перед Серовым, заключалась, как мы помним, в поиске нацистских преступников. И советские спецслужбы продолжали этим активно заниматься.

Во многих изданных документах, связанных со смертью Гитлера, приводилась телеграмма Сталину от Жукова и Телегина, отправленная вечером 3 мая. Но, оказывается, было еще одно письмо, более раннее, датированное тем же днем, которое только в апреле 2020 года было обнародовано Российским военно-историческим обществом. Жуков писал Сталину: «Докладываю, что органами "Смерш" 79 сп. 3 Ударной армии 2.5.45 г. на территории Германского рейхстага были задержаны личный повар Геббельса Ланге Вильгельм, работавший 10 лет в семье Геббельса, и начальник гаража Геббельса – Шнайдер, работавший при этой должности с 1937 года. Задержанные показали, что Гитлер застрелился 30 апреля, но место им не известно, а Геббельс и его жена покончили жизнь самоубийством 1 мая с/г в подземном убежище, где они проживали последнее время.

При спуске в подземелье Геббельса, у входа в рабочий кабинет его были обнаружены обгоревшие трупы мужчины и женщины, в которых Ланге и Шнайдер сразу же опознали Геббельса и его жену.

Дополнительно был вызван работавший 4 года в министерстве пропаганды "Генеральный секретарь Белорусского комитета" Барткевич, который так же опознал Геббельса и его жену. Никаких документов при трупах не обнаружено, но в кабинете Геббельса обнаружены папки с различными документами, которые опечатаны и взяты под охрану.

Для подтверждения полученных данных приказано утром 3.5.45 предъявить трупы пяти пленным генералам, задокументировать их показания, зафотографировать трупы, изучить дополнительно обстановку в убежище и установить причину обгорания трупов, после чего донесено Вам будет дополнительно.

Одновременно приняты меры к обнаружению места жительства в последнее время Гитлера и детального исследования всех сведений по самоубийству Гитлера».

Шифровальщик получил текст в 5.55 утра и отправил в 6.10 3 мая.

Уже позднее в тот день в одной из комнат бункера командир взвода отдела контрразведки «Смерш» 207-й стрелковой дивизии старший лейтенант Ильин «увидел как будто только что заснувших детей… К официальному опознанию трупов были привлечены военнопленный вице-адмирал Ганс-Эрих Фосс и вышеупомянутые Ланге и Шнейдер. Задержанные без колебаний признали в трупах семью Геббельсов». Акт опознания подписали начальник Управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант А.А. Вадис, его заместитель генерал-майор Мельников.

В подвале лазарета рейхсканцелярии задержали переодетого в гражданское платье сотрудника охраны Эриха Хабермана, который подтвердил сведения о смерти Гитлера. Задержанные из числа обслуживающего персонала говорили, что Борман и другие руководители ставки ушли из бункера 1 мая с намерением вырваться из окружения и бежать из Берлина на Запад, а доктор Геббельс с семьей покончили с собой в бункере.

Уже после девяти вечера 3 мая Жуков и Телегин отправили Сталину ранее упомянутое спецсообщение, где подтверждали обнаружение трупов Геббельса и его жены, информировали о найденных телах их детей. «При осмотре трупов Геббельса и его жены были обнаружены золотые значки партии НСДАП, 2 пистолета "Браунинг № 1", портсигар с монограммой от Гитлера. По заявлению Фосса, золотой значок имела единственная женщина в Германии – жена Геббельса, он был вручен ей Гитлером за 3 дня до его самоубийства, а также Фосс опознал личную подпись Гитлера на портсигаре». Был также обнаружен труп «в форме генерала, в котором Фосс опознал генерал-лейтенанта Кребса, являвшегося начальником генерального штаба сухопутных сил Германии… При осмотре трупа обнаружено пулевое отверстие с правой стороны подбородка с выходным отверстием в затылочной части головы, что свидетельствует о его самоубийстве».

Замначальника нашего Генштаба Штеменко упоминает эту телеграмму от Жукова и Телегина, которую он докладывал Сталину: «Каких-либо сообщений о живом или мертвом Гитлере в телеграмме не было.

- Товарищ Жуков тоже сомневается в смерти Гитлера, - сказал затем Сталин, отойдя к письменному столу за очередной порцией табака для трубки. – Фашистским подлецам никогда верить нельзя. Нужно разобраться, действительно ли ушли из жизни главари гитлеровского государства. Все проверить…

Затем, взяв трубку телефона, он позвонил одному из комиссаров Государственной безопасности и приказал послать в Берлин опытного руководящего работника, которому в числе других задач поставить и задачу убедиться в смерти Гитлера. В Берлине К.Ф. Телегин и фронтовая контрразведка уже развернули необходимую работу».

По распоряжению генерал-лейтенанта Телегина была сформирована для исследования и идентификации останков специальная группа военных медиков, которой руководил главный патологоанатом Красной армии И.А. Краевский и главный судебно-медицинский эксперт 1-го Белорусского фронта Ф.И. Шкаравский.

А мысли маршала Конева были обращены в совершенно ином направлении: «Уже 2 мая мы начали сдавать свои участки соседу и производить перемещения и передвижения, связанные с подготовкой предстоявшей Пражской операции».

Замысел Конева, поддержанный Ставкой, был такой: 3-я гвардейская армия Гордова наносит удар на Прагу прямо с севера и, взаимодействуя с 3-й гвардейской танковой армией Рыбалко, должна овладеть городом с северо-востока и востока. 4-й гвардейской армии Лелюшенко предстояло ворваться в Прагу с запада и юго-запада. Наступать на Прагу планировалось высокими темпами, силами всех десяти танковых корпусов – 1600 танков – 1-го Украинского фронта.

При этом Конев подчеркивал: «Следовало помнить, что мы вступаем на территорию дружественной союзной страны. Требуя от войск по возможности не ввязываться в бой за населенные пункты там, где только это возможно, мы не только обеспечивали стремительность продвижения войск, но и желали избежать жертв среди мирного населения».

Продолжались встречи советских и союзных войск на Эльбе и в других местах. 3 мая 3-й гвардейский танковый корпус Панфилова 2-го Белорусского фронта маршала Рокоссовского юго-западнее Висмара встретился и установил связи с передовыми частями 2-й британской армии.

Ситуация на Западном фронте выглядела так, как ее описывал генерал Дуайт Эйзенхауэр: ««Теперь Монтгомери быстро закреплялся на занятой территории по всему фронту, и 3 мая 18-й американский корпус установил контакт с русскими войсками на участке группировки Монтгомери. Берлин горел, правым флангом наступавшие войска Красной Армии быстро приближались к нам. Всякое сопротивление прекратилось. Толпы немцев, устремившихся на запад от русского фронта, теперь начали сдаваться англо-американским войскам. Американцы, стоявшие на Эльбе, ежедневно тысячами принимали таких пленных.

Между тем канадская армия на левом фланге группировки Монтгомери продолжала успешные операции и быстро очищала свою полосу от войск противника, не пытаясь повернуть назад, в Западную Голландию, где окопалась 25-я немецкая армия».

Британская и американская армии в тот день практически прекратили активные военные действия, поскольку немецкие части и без боя массово сдавались в плен англо-американцам, имея на это прямую санкцию своего командования.

Генерал-фельдмаршал Кейтель подтверждал: «В Фленсбурге нам предоставили жилье и рабочие помещения в военно-морской команде. Йодль и я разместились в одном здании с гросс-адмиралом, наши кабинеты находились рядом с его кабинетом...

Меры, вытекавшие из однозначных распоряжений гросс-адмирала и направленные на спасение как можно большей части беженцев, а также войск Восточного фронта путем перемещения их во внутренние области Германии, принимались незамедлительно и имели целью закончить войну. Нам было ясно: капитулировать от нас потребуют на том месте, где окажутся в тот момент войска. А значит, надо дать возможность насчитывающей еще более 3 миллионов человек основной массе войск Восточного фронта перейти в американскую оккупационную зону, чтобы защититься от русского плена. Этой цели служили также начатые 3 или 4 мая гросс-адмиралом через генерал-адмирала фон Фридебурга переговоры с командующим английскими войсками Монтгомери».

Такие же полномочия получил в тот день от Дёница и командующий войсками рейха на западе генерал-фельдмаршала Кессельринг - заключить перемирие с американцами. «Последнему предписывалось не только выяснить намерения англо-американцев относительно продвижения на восток, но и создать предпосылки для переговоров о спасении войск группы армий "Центр" Шёрнера, "Австрия" Рендулича, "Юго-Восток" Лёра, - писал Штеменко. - Войска этих генералов еще сидели в Чехословакии, западной части Австрии и Югославии. 4 мая эти группы армий были подчинены Кессельрингу с дальним расчетом, чтобы в общий план перемирия немецко-фашистских войск на западе включить эти группировки, лишь бы спасти их от наших ударов».

Монтгомери рассказывал: «3 мая фельдмаршал Кейтель с согласия адмирала Дёница прислал в мой штаб в Люнебургской пустоши делегацию». Вскоре после полудня к автоприцепу Монтгомери в сопровождении британских солдат подошли четыре немецких военных с белым флагом…

- Кто эти люди? Чего они хотят? – поинтересовался Монтгомери.

Офицеры ответили, что представляют фельдмаршала Кейтеля и хотели бы договориться о сдаче британцам трех немецких армий, которые противостояли 2-му Белорусскому фронту Рокоссовского. «Монтгомери ответил, что об этом стоило подумать до того, как начинать войну, - пишут британские историки. - Немцы спросили, что им делать, как сохранить жизнь. По сути, они искали одобрения Монтгомери, чтобы продолжить борьбу с русскими без вмешательства англичан с тыла. Монтгомери им отказал, сообщив, что их положение безнадежно и, пока они не сдадутся, он будет убивать немецких солдат и гражданских лиц. Затем он пригласил их в палатку, предложив позавтракать и обдумать ситуацию. Они ели и обдумывали, а потом сообщили, что придут завтра с ответом. Они ушли во Фленсбург, чтобы передать ультиматум Монтгомери».

Эйзенхауэр остался недоволен этим решением Монтгомери. В мемуарах Айк подтверждал, что подталкивал Монтгомери к тому, чтобы он не затягивал с капитуляцией немцев. «Адмирал дал указание, чтобы все армии повсеместно сдавались только западным союзникам. Тысячи удрученных немецких солдат начали пересекать наш передний край, чтобы сдаться в плен. 3 мая адмирал Фридебург, который теперь возглавлял немецкие военно-морские силы, прибыл в штаб Монтгомери. Его сопровождал штабной офицер от фельдмаршала Буша. Они сообщили, что их целью является сдача в плен трех их армий, которые сражались против русских, и просили разрешения пропустить беженцев через наш передний край. Их единственным желанием было избежать сдачи в плен русским. Монтгомери тут же отказался обсуждать сдачу в плен на таких условиях и отослал немецких эмиссаров назад к фельдмаршалу Кейтелю, возглавлявшему немецкое верховное командование.

Я уже сказал Монтгомери, чтобы он принял военную капитуляцию всех войск противника в своей зоне операций. Такая капитуляция является делом тактики и входит в рамки полномочий командующего войсками на данном фронте».

Черчилль с удовлетворением информировал в тот день Идена, который оставался в Сан-Франциско, и о взятии британскими войсками Рангуна, и о стремительном выходе войск Монтгомери к Балтийскому морю в районе Любека, отрезавших русских от Дании, имея в запасе «всего 12 часов» до входа туда советских войск. Сталин, похоже, даже не подозревал, что у него были планы занять Данию.

К вечеру в Лондон пришли еще более захватывающие новости – о миссии адмирала Фридебурга, предлагавшего капитуляцию на Западном фронте.

И было получено послание от Гарри Трумэна. Американский президент предлагал британскому премьеру… Нет, не поздравить Сталина со взятием Берлина. Трумэн, соглашаясь с гневным пафосом ранее направленного письма Черчилля по поводу поведения Москвы в Австрии, где без ведома англо-американцев уже формировалась новая власть, проинформировал, что и «сам направляет протест советскому правительству». Он намеревался добиться от Сталина, чтобы американский, английский и французский представители немедленно выехали в Вену и согласовали вопрос об оккупационных зонах.

Источник