Ленинградский процесс

Огромная Ленинградская область (до войны в нее входили новгородские и псковские территории) нацистов интересовала только как «Ингерманландия», будущая зона немецкой колонизации. Соответственно, по плану «Ольденбург», советские города, предприятия и жители обрекались на уничтожение и вымирание. Оккупанты почти полностью разрушили 20 городов и 3135 деревень. За войну население Ленинградской области сократилось на две трети. В большинстве случаев гибли старики, женщины и дети. По неполным данным ЧГК, было убито 52 355 мирных граждан. Под угрозой расстрела насильно угнали в немецкое рабство 404 230 человек (далеко не все пережили войну). В лагерях для военнопленных были заморены голодом и убиты 668 470 красноармейцев. Нацисты маскировали свои преступления, поэтому судебно-медицинский эксперт Ленинградского военного округа А.П.  Владимирский считал, что «небоевых» смертей намного больше – до полумиллиона жертв (погибших в больницах, отравленных и т.д.). По его подсчетам, главным центром уничтожения людей в Ленинградской области стал Псков. Возможно, именно поэтому главным обвиняемым на Ленинградском открытом процессе стал генерал-майор Г. Ремлингер - псковский комендант в 1943-1944 гг.

Ремлингер лично приказал провести ряд карательных экспедиций, жертвами которых стали тысячи советских граждан. Так, в районе поселка Карамышево было расстреляно 239 и заживо сожжено 229 мирных жителей. В районе Уторгош расстреляли 250 человек. По дороге Славковичи – Остров убито 150 человек. В деревне Пикалиха Карамышевского района нацисты согнали в дома 180 человек (стариков, женщин и детей), а затем подожгли, пытавшихся спастись — застрелили. По указанию Ремлингера было угнано в немецкое рабство 25000 человек, сожжено 145 деревень.

Преступные приказы о расстрелах отдавал и капитан К. Штрюфинг, он лично уничтожил около 200 человек.

Остальные девять подсудимых были расторопными исполнителями приказов – расстреливали и жгли заживо стариков, детей, женщин. Лейтенанты, фельдфебели, рядовые: Э. Бем, Ф. Энгель, Э. Зоненфельд, Э. Скотки, Г. Янике, Э. Герер, Э. Фогель, Э. Визе, А. Дюре. Каждый лично убил от 11 до 350 человек и спокойно в этом сознавался.

Вот типичные показания солдата второго батальона «особого назначения» на суде: «Янике признает: той роте, в которой он находился, в районе Плюссы был прочитан приказ генерал-майора Ремлингера. В приказе было сказано о том, что на линии Луга - Псков, там, где действовали партизаны, следует сжигать все населенные пункты, а обнаруженное в них гражданское население, уклоняющееся от увода в Германию, - расстреливать... Выполняя приказ, рота сжигала деревни, подрывала гранатами все землянки, в которых прятались старики, женщины и дети, - их уничтожали гранатами и минами в самих землянках. Называет населенные пункты, где все население уничтожалось поголовно: Плюссу, Большие Ляды, Малую Плюссу, Струги Красные, Заполье, Потороченное, Углы, Николаево.

- Сколько людей всего расстреляли?
- Полторы-две тысячи.
- Сколько лично вы уничтожили?
- Около трехсот...»

Свою вину не признали только Ремлингер и Визе. Но доказательств хватало и без того: экспертизы, очные ставки, штабные документы, свидетельские показания.

Поэтому Военный трибунал приговорил к смертной казни через повешение Ремлингера, Штрюфинга и их семерых подручных. Были сохранены жизни трех преступников (скорее всего, благодаря работе адвокатов): Э. Фогеля (20 лет лагерей), Ф. Визе (тоже 20 лет) и А. Дюре (15 лет).

Газета «Правда» писала: «Присутствующие в зале трудящиеся Ленинграда, Ленинградской, Псковской и Новгородской областей встретили приговор единодушным одобрением». На казнь преступников пришли десятки тысяч ленинградцев. Из дневника спецкорра «Правды» П. Лукницкого: «Все осужденные приняли смерть молча и без каких-либо жестов. Молчание царило и в многотысячной толпе ленинградцев, заполнявшей площадь. Но вот – все кончено. Рев и рукоплесканья толпы народа, гул одобрения, выкрики: "Смерть фашистским негодяям!" – и многие другие, сливавшиеся в грозную стихию народного гнева».

Преступления в Ленинградской области были так масштабны, что в декабре 1947 еще 19 военных преступников были осуждены на Новгородском открытом процессе.

Показания свидетелей на Ленинградском процессе

30 декабря 1945 года

Источник: Лукницкий П. Н. Ленинград действует. Книга третья. М.: Советский писатель, 1971. Глава 26.

30 декабря. 18 часов.

Первым из свидетелей дает показания колхозник из деревни Ростково, Новосельского района, В.Ф.  Федоров. Ему пятьдесят три года, он малограмотный. Рассказывает он о том, что произошло в деревне Ростково 23 декабря 1943 года: «Скажу все точно, что было в нашей деревне. Пошли на работу... Попадаются нам множество немецких стрябителей. Только принялись за работу, заслышали стрельбу. Староста неволит работать, а у нас руки вянут, ништо не ладится... Видим, горит Ростково, сожгли его. Мы бежим, шесть километров, все бежим, все бежим, пришли домой, деревня вся горит, а мы в валенках, вода кругом. Никого не нашли, ни одного человека никого не нашли. Ищем, все промокли... Нас осталось только десять человек... В сарай всех наших согнали, сожгли заживо... Нашли мы только трупы, которых половина сожжена. Голову тронешь, она вся рассыпается, ноги, руки отсыплятся, только туша... Нам стало страшно... Выкопали утром земляночку, так и прожили два месяца с половиной, когда пришли герои наши... Ну, я бы этих грабителей, если б только мне дали власть, я бы их перерезал всех, не могу смотреть! Погибли... (Федоров перечисляет имена и фамилии). Внучка, четырех лет, как единая куколочка, мы ее берегли... Тридцать три человека только детей погибло. Всего шестьдесят четыре человека погибло...»

«Расстрелянные тоже были?» - спрашивает суд.

«Нет, расстреляны не были, все сожжены в одном сарае, только в другой постройке три туши было... Сгорели: моя жена, Мария Николаевна, пятьдесят три года, невесткина Инна - тринадцати лет... Двадцать третьего декабря сорок третьего года было».

«Фамилии карателей вам известны?»

«Фамилии солдат не знаю. Признать их не можем, потому что темно было... Они хуже зверей!.. И больше сказать нечего!»

Колхозница Евгения Ефимовна Сергеева, 1927 года рождения, из той же деревни Ростково, уцелевшая в числе десяти, находившихся в то утро на работе в лесу, рассказывает:

«Были на работе. Прибежала домой, деревня была объята пламенем. Никого нету... Семья Трофимовых - сын, трое детей и жена Андреева - пять человек; трое детей, моя мать сожжены и две племянницы. В каждой семье были дети, от года до пятнадцатилетних - дети. Все оказались сожженными. Девушка Мария Федорова. Одна девушка была расстреляна. Сожжены были в одном сарае».

«У подсудимых вопросы есть?»

«Нет!» - ответил каждый из подсудимых.

Колхозница Филиппова Наталья Прокофьевна, 1901 года рождения, из деревни Замушки, Карамышевского района, рассказывает:

«Мы при немцах жили в деревне Замушки. За два дня до прихода Красной Армии, в феврале тысяча девятьсот сорок четвертого года, выселились в лес, прожили там ночь и день, и пришла Красная Армия, пошла на Карамышево, а мы - домой, группой двадцать четыре человека, возвращались по три, по четыре, по пять человек вместе. Когда пришли, увидели, что там красных нет, а там - немцы. Я была с восьмилетней дочкой. Аи, думаем, нас погонят во Псков!.. Глядим: в прогоне лежат убитые старухи и дети - растоптаны ногами!.. Которые были со мной, все заплакали!..

Немцы нас с прогона убрали, погнали на край деревни, к огороду. Там -землянка, в ней - немцы... «Постойте здесь, - говорят, - сейчас начальство войдет, решим!..»

И был шалаш, я в шалаш взошла, легла, а дочка со всеми осталась...

Вышли пять солдат с автоматами и всех постреляли. Только дочка моя упала лицом вниз, и покрыли соломой, а немцы ушли... И вечером уже пришла моя дочь, и еще одна раненая девушка - в грудь. Я раненую девушку взяла, а потом ее отправили в Ленинград... Моей дочке восемь лет было, я: «Что же ты раньше не шла ко мне?» - «Боялась, если б пошевелилась, убили бы, так и лежала со всеми в соломе» - с пострелянными, значит... Двадцать четыре человека наших убито было... Детям, которые... Модесту Захарову личико искололи ножами, голова расплющена, девочка Нина, Миша Петухов, годовалый всего ребенок, - ногами растоптаны...»

Василий Иванович Пакулин, 1910 года рождения, жил в Заполье, Плюсского района, был завхозом запольской школы крестьянской молодежи во время оккупации.

«Как вели себя немцы?» - спрашивает свидетеля суд.

«Восемнадцатого февраля сорок четвертого года, когда эвакуировали нас, около церкви постановили всех и начали расстреливать. Тридцать пять человек расстреляли и шестнадцать тяжело ранено: Гусарова Ольга, Макар Сергеев, шестидесяти пяти лет (перечисляет фамилии), и в том числе вообще моя жена...

Детей двенадцать штук было... Они считали, что мы помогали раненым... Отбирали скот, лошадей, у нас, в Подгорье, в Замошье, в Милютине (перечисляет ограбленные деревни). В Милютине сто тридцать домов сжег, в Заполье - тридцать... Всего из деревень Скорицы, Подгорье, Заплюсье, Замошье, Милютино и Староверский луг больше четырехсот коров и тридцати пяти лошадей угнал... А в деревне Седлицы пятьдесят человек забросали гранатами, - семьями в землянках жили, их всех убили...»

«А как вы сами остались целы?»

«Когда первый залп дали, я лег, и через меня уже весь народ падал, я лежал под убитыми. А потом я уже бежал - в лес, и там прятался до пяти часов утра... Жена моя - раненная только в ногу, тоже под трупами улежала, ребенок невредимый с нею остался...»

«Вот - крайний сидит!» - Пакулин указывает рукой на Зоненфельда.

Председательствующий:

«Подсудимый Зоненфельд, вы в деревне Заполье были?»

«Да!» - поднимаясь, признает Зоненфельд.

«Сжигали эту деревню?!»

«Да».

В расстреле мирных граждан участвовали?»

«Да», - заметно побледнев, отвечает Зоненфельд.